Неточные совпадения
На первом месте — старый князь,
Седой, одетый в
белое,
Лицо перекошенное
И — разные глаза.
Сам Каренин был по петербургской привычке на обеде с дамами во фраке и
белом галстуке, и Степан Аркадьич по его
лицу понял, что он приехал, только чтоб исполнить данное слово, и, присутствуя в этом обществе, совершал тяжелый долг.
Он снял, как и другие мужчины, с разрешения дам, сюртук, и крупная красивая фигура его в
белых рукавах рубашки, с румяным потным
лицом и порывистые движения так и врезывались в память.
— Иди, ничаво! — прокричал с красным
лицом веселый бородатый мужик, осклабляя
белые зубы и поднимая зеленоватый, блестящий на солнце штоф.
Толстый дворецкий, блестя круглым бритым
лицом и крахмаленным бантом
белого галстука, доложил, что кушанье готово, и дамы поднялись. Вронский попросил Свияжского подать руку Анне Аркадьевне, а сам подошел к Долли. Весловский прежде Тушкевича подал руку княжне Варваре, так что Тушкевич с управляющим и доктором пошли одни.
Всё
лицо ее будет видно, она улыбнется, обнимет его, он услышит ее запах, почувствует нежность ее руки и заплачет счастливо, как он раз вечером лег ей в ноги и она щекотала его, а он хохотал и кусал ее
белую с кольцами руку.
Он смотрел на ее высокую прическу с длинным
белым вуалем и
белыми цветами, на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывавший с боков и открывавший спереди ее длинную шею и поразительно тонкую талию, и ему казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, — не потому, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа платье прибавляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого
лица, ее взгляда, ее губ были всё тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
— Что, вы нашли что-нибудь? — спросила она, из-за
белого платка поворачивая к нему свое красивое, тихо улыбающееся
лицо.
— Это кто? Какое жалкое
лицо! — спросил он, заметив сидевшего на лавочке невысокого больного в коричневом пальто и
белых панталонах, делавших странные складки на лишенных мяса костях его ног.
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему
лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича, с такими
белыми длинными пальцами, с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
И как ни
белы, как ни прекрасны ее обнаженные руки, как ни красив весь ее полный стан, ее разгоряченное
лицо из-за этих черных волос, он найдет еще лучше, как ищет и находит мой отвратительный, жалкий и милый муж».
Рожок газа прямо освещал бескровное, осунувшееся
лицо под черною шляпой и
белый галстук, блестевший из-за бобра пальто.
Выражение его
лица и всей фигуры в мундире, крестах и
белых с галунами панталонах, как он торопливо шел, напомнило Левину травимого зверя, который видит, что дело его плохо.
― Я уже давно оставил эту жизнь, ― сказал он, удивляясь перемене выражения ее
лица и стараясь проникнуть его значение. ― И признаюсь, ― сказал он, улыбкой выставляя свои плотные
белые зубы, ― я в эту неделю как в зеркало смотрелся, глядя на эту жизнь, и мне неприятно было.
Анна уже была одета в светлое шелковое с бархатом платье, которое она сшила в Париже, с открытою грудью, и с
белым дорогим кружевом на голове, обрамлявшим ее
лицо и особенно выгодно выставлявшим ее яркую красоту.
Если не распорядиться, то Агафья Михайловна подаст Сергею Иванычу стеленное
белье», и при одной мысли об этом кровь бросилась в
лицо Кити.
«Где хозяин?» — «Нема». — «Как? совсем нету?» — «Совсим». — «А хозяйка?» — «Побигла в слободку». — «Кто же мне отопрет дверь?» — сказал я, ударив в нее ногою. Дверь сама отворилась; из хаты повеяло сыростью. Я засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика: она озарила два
белые глаза. Он был слепой, совершенно слепой от природы. Он стоял передо мною неподвижно, и я начал рассматривать черты его
лица.
— Эта княжна Мери прехорошенькая, — сказал я ему. — У нее такие бархатные глаза — именно бархатные: я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее глазах; нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я люблю эти глаза без блеска: они так мягки, они будто бы тебя гладят… Впрочем, кажется, в ее
лице только и есть хорошего… А что, у нее зубы
белы? Это очень важно! жаль, что она не улыбнулась на твою пышную фразу.
Дамы на водах еще верят нападениям черкесов среди
белого дня; вероятно, поэтому Грушницкий сверх солдатской шинели повесил шашку и пару пистолетов: он был довольно смешон в этом геройском облачении. Высокий куст закрывал меня от них, но сквозь листья его я мог видеть все и отгадать по выражениям их
лиц, что разговор был сентиментальный. Наконец они приблизились к спуску; Грушницкий взял за повод лошадь княжны, и тогда я услышал конец их разговора...
Хорошенький овал
лица ее круглился, как свеженькое яичко, и, подобно ему,
белел какою-то прозрачною белизною, когда свежее, только что снесенное, оно держится против света в смуглых руках испытующей его ключницы и пропускает сквозь себя лучи сияющего солнца; ее тоненькие ушки также сквозили, рдея проникавшим их теплым светом.
Он был крив на один глаз, и
белый зрачок этого глаза прыгал беспрестанно и придавал его и без того некрасивому
лицу еще более отвратительное выражение.
Это был человек лет семидесяти, высокого роста, в военном мундире с большими эполетами, из-под воротника которого виден был большой
белый крест, и с спокойным открытым выражением
лица. Свобода и простота его движений поразили меня. Несмотря на то, что только на затылке его оставался полукруг жидких волос и что положение верхней губы ясно доказывало недостаток зубов,
лицо его было еще замечательной красоты.
Второй Ивин — Сережа — был смуглый, курчавый мальчик, со вздернутым твердым носиком, очень свежими, красными губами, которые редко совершенно закрывали немного выдавшийся верхний ряд
белых зубов, темно-голубыми прекрасными глазами и необыкновенно бойким выражением
лица.
Но когда подвели его к последним смертным мукам, — казалось, как будто стала подаваться его сила. И повел он очами вокруг себя: боже, всё неведомые, всё чужие
лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей себя в
белые груди; хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою и воскликнул в душевной немощи...
Их
лица, еще мало загоревшие, казалось, похорошели и
побелели; молодые черные усы теперь как-то ярче оттеняли белизну их и здоровый, мощный цвет юности; они были хороши под черными бараньими шапками с золотым верхом.
Это было какое-то странное
лицо, похожее как бы на маску:
белое, румяное, с румяными, алыми губами, с светло-белокурою бородой и с довольно еще густыми белокурыми волосами.
На нем был хорошенький летний пиджак светло-коричневого оттенка, светлые легкие брюки, таковая же жилетка, только что купленное тонкое
белье, батистовый самый легкий галстучек с розовыми полосками, и что всего лучше: все это было даже к
лицу Петру Петровичу.
— Ты уже чересчур благодушен и скромен, — возразил Павел Петрович, — я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо правее этих господчиков, хотя выражаемся, может быть, несколько устарелым языком, vieilli, [Старомодно (фр.).] и не имеем той дерзкой самонадеянности… И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: «Какого вина вы хотите, красного или
белого?» — «Я имею привычку предпочитать красное!» — отвечает он басом и с таким важным
лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновенье…
Стояла
белая зима с жестокою тишиной безоблачных морозов, плотным, скрипучим снегом, розовым инеем на деревьях, бледно-изумрудным небом, шапками дыма над трубами, клубами пара из мгновенно раскрытых дверей, свежими, словно укушенными
лицами людей и хлопотливым бегом продрогших лошадок.
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего
белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее
лица.
Но Клим уже не слушал, теперь он был удивлен и неприятно и неприязненно. Он вспомнил Маргариту, швейку, с круглым, бледным
лицом, с густыми тенями в впадинах глубоко посаженных глаз. Глаза у нее неопределенного, желтоватого цвета, взгляд полусонный, усталый, ей, вероятно, уж под тридцать лет. Она шьет и чинит
белье матери, Варавки, его; она работает «по домам».
Самгин, оглядываясь, видел бородатые и бритые, пухлые и костлявые
лица мужчин, возбужденных счастьем жить, видел разрумяненные мордочки женщин, украшенных драгоценными камнями, точно иконы, все это было окутано голубоватым туманом, и в нем летали, подобно ангелам,
белые лакеи, кланялись их аккуратно причесанные и лысые головы, светились почтительными улыбками потные физиономии.
Там, на кушетке, лежал вверх
лицом Лютов в
белой рубашке с мягким воротом.
В тусклом воздухе закачались ледяные сосульки штыков, к мостовой приросла группа солдат; на них не торопясь двигались маленькие, сердитые лошадки казаков; в середине шагал, высоко поднимая передние ноги, оскалив зубы, тяжелый рыжий конь, — на спине его торжественно возвышался толстый, усатый воин с красным, туго надутым
лицом, с орденами на груди; в кулаке, обтянутом
белой перчаткой, он держал нагайку, — держал ее на высоте груди, как священники держат крест.
Белый пепел падал на
лицо и быстро таял, освежая кожу, Клим сердито сдувал капельки воды с верхней губы и носа, ощущая, что несет в себе угнетающую тяжесть, жуткое сновидение, которое не забудется никогда.
Черное сукно сюртука и
белый, высокий, накрахмаленный воротник очень невыгодно для Краснова подчеркивали серый тон кожи его щек, волосы на щеках лежали гладко, бессильно, концами вниз, так же и на верхней губе, на подбородке они соединялись в небольшой клин, и это придавало
лицу странный вид: как будто все оно стекало вниз.
Самгин вдруг представил его мертвым: на
белой подушке серое, землистое
лицо, с погасшими глазами в темных ямах, с заостренным носом, а рот — приоткрыт, и в нем эти два золотых клыка.
Ломовой счастливо захохотал, Клим Иванович пошел тише, желая послушать, что еще скажет извозчик. Но на панели пред витриной оружия стояло человек десять, из магазина вышел коренастый человек, с бритым
лицом под бобровой шапкой, в пальто с обшлагами из меха, взмахнул рукой и, громко сказав: «В дантиста!» — выстрелил. В проходе во двор на
белой эмалированной вывеске исчезла буква а, стрелок, самодовольно улыбаясь, взглянул на публику, кто-то одобрил его...
Из павильона Северного края быстро шел плотный, лысоватый человечек с
белой бородкой и веселым розовым
лицом, — шел и, смеясь, отмахивался от «объясняющего господина», лобастого и длинноволосого.
Самгин шагнул еще, наступил на горящую свечу и увидал в зеркале рядом с
белым стройным телом женщины человека в сереньком костюме, в очках, с острой бородкой, с выражением испуга на вытянутом, желтом
лице — с открытым ртом.
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом
белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв
лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из дверей домов и становились в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
В
белом платке на голове, в переднике, с измятым
лицом, она стала похожа на горничную.
Был он ниже среднего роста, очень худенький, в блузе цвета осенних туч и похожей на блузу Льва Толстого; он обладал
лицом подростка, у которого преждевременно вырос седоватый клинушек бороды; его черненькие глазки неприятно всасывали Клима,
лицо украшал остренький нос и почти безгубый ротик, прикрытый
белой щетиной негустых усов.
Мелькали бронзовые
лица негров, подчеркнутые
белыми улыбками, блеском зубов и синеватым фарфором веселых глаз, казалось, что эти матовые глаза фосфорически дымятся.
— А я собралась на панихиду по губернаторе. Но время еще есть. Сядем. Послушай, Клим, я ничего не понимаю! Ведь дана конституция, что же еще надо? Ты постарел немножко:
белые виски и очень страдальческое
лицо. Это понятно — какие дни! Конечно, он жестоко наказал рабочих, но — что ж делать, что?
Он промчался мимо Самгина, показав
белое, напудренное известью
лицо, с открытым ртом и круглыми, как монеты, глазами.
Самгин замолчал, отмечая знакомых: почти бежит, толкая людей, Ногайцев, в пиджаке из чесунчи, с
лицом, на котором сияют восторг и пот, нерешительно шагает длинный Иеронимов, держа себя пальцами левой руки за ухо, наклонив голову, идет Пыльников под руку с высокой дамой в
белом и в необыкновенной шляпке, важно выступает Стратонов с толстой палкой в руке, рядом с ним дергается Пуришкевич, лысенький, с бесцветной бородкой, и шагает толсторожий Марков, похожий на празднично одетого бойца с мясной бойни.
Недалеко взвилась, шипя, ракета и с треском лопнула, заглушив восторженное ура детей. Затем вспыхнул бенгальский огонь, отсветы его растеклись,
лицо Маракуева окрасилось в неестественно
белый, ртутный цвет, стало мертвенно зеленым и наконец багровым, точно с него содрали кожу.
Иноков подошел к Робинзону, угрюмо усмехаясь, сунул руку ему, потом Самгину, рука у него была потная, дрожала, а глаза странно и жутко
побелели, зрачки как будто расплылись, и это сделало
лицо его слепым. Лакей подвинул ему стул, он сел, спрятал руки под столом и попросил...
В кухне на полу, пред большим тазом, сидел голый Диомидов, прижав левую руку ко груди, поддерживая ее правой. С мокрых волос его текла вода, и казалось, что он тает, разлагается. Его очень
белая кожа была выпачкана калом, покрыта синяками, изорвана ссадинами. Неверным жестом правой руки он зачерпнул горсть воды, плеснул ее на
лицо себе, на опухший глаз; вода потекла по груди, не смывая с нее темных пятен.